Закат искусства (Часть 1)
отрывок:
Конец искусства приводит к освобождению искусства. Больше не надо гнуть спину для того, чтобы решить какие-то задачи. Но остается один вопрос — что такое для искусства обладать задачей?
Ответ на этот вопрос у Гегеля не из лёгких. Его краеугольный камень — это утверждение, что человеческая жизнь и культура подкрепляются коллективным принципом самосознания известным, как Дух. Задача Духа уточнить и завершить осознание собственной свободы и осознания самого себя. Чем больше этот процесс совершенствования развивается, тем абстрактнее и концептуальнее он становится.
Однако, поскольку самосознание становилось сложнее и абстрактнее, оно развивалось за пределам возможности искусства. Следовательно, искусство осталось не у дел. Эту задачу поручили более дискурсивным и концептуально сложным сферам религии и философии (наиболее адекватное выражение философии Гегеля!). Искусство, как средство достижения прогресса в задаче формулирования Духа и его самосознания, перестало принимать участие.
Концепция конца искусства у Данто, который хоть и вдохновлялся Гегелем, не была основана на представлениях о мировой истории и Духе, и была сосредоточена на недавней истории искусства. Данто заявлял, что первая задача искусства — первый нарратив, с которым оно работает— это создание правдоподобия; образов, которые максимально точно отображали объекты реальности. От кропотливой работы над греческой скульптурой, чему способствовали успехи в греческой анатомии (например, скульптуры «Дорифор» или «Дискобол» Мирона), до прогрессивного использования оптики и науки о перспективах в эпоху Возрождения (например, использование Мазаччо новаторского приема перспективы при создании «Троицы»), художники постоянно совершенствовали реалистичность созданных ими объектов
Эти достижения в дальнейшем отражались на последователях. Например, работа Мазаччо и достижения Брунеллески в понимании перспективы задали курс художникам, которые улучшили эти методы и создали свои собственные навыки и приёмы. Камера-обскура сыграла ключевую роль в технологическом прогрессе, позволив создать рудиментарные эталонные фотографии (или, как утверждает художник Дэвид Хокни, построенных на особенностях таких картин, как «Урок музыки» Вермеера).
Камера-обскура, конечно же, превратилась в фотокамеру, которая могла выдавать практически идеальные подобия объектов. Сокровенная цель искусства — нарратив о совершенных представлениях объектов — была достигнута. Теперь, по мнению Данто, искусство сосредоточено на другом вопросе: «Что есть искусство?»
Согласно Данто, многое из того, что происходило в истории искусства можно упорядочить в аккуратной последовательности. Искусство обнаружило, что нарратив выполнен и приступило к новой задаче: выяснить, каким искусство может быть и каковы пределы искусства. Возможности визуального искусства — воплощать и вызывать переживание чего-то вне картины, будь то объект, ощущение, опыт или концепция — начали изучать. И мы можем увидеть плоды этого подхода в различных современных школах и «измах» (кубизм, фовизм, футуризм) .И в таких работах, как «Аффидадо» Пабло Пикассо (1912) и «Волшебная акварель» Василия Кандинского (1923). Но нельзя бесконечно продвигаться без ограничений, не сделав их бессмысленными;
в 1953 году Роберт Раушенберг продемонстрировал рисунок Виллема де Кунинга, который он полностью уничтожил; это был пустой холст с (сравнительно) небольшим внутренним визуальным значением — художественный намёк, на мой взгляд, на то, что этот новый нарратив пришел к естественному концу.
Мир совершенной правдоподобности превратился в инновационные и необычные подходы школ и направлений, которые задавались вопросом о том, что такое искусство, прежде чем, наконец, полностью уничтожить символическое стирание Раушенберга работы другого художника. Мы можем понять, почему Данто смог найти второй нарратив здесь — исследование пределов и смысла самого искусства. Поддержка школ и «измов» современного изобразительного искусства стало центральным толчком для понимания сути искусства — того, что означает, что объект является художественным произведением. И это были «Коробки Brillo» Уорхола, которые сообщили Данто о завершении второго нарратива.
Согласно Данто, «Коробки Brillo» Уорхола сыграли важную роль, потому что они визуально неотличимы от объектов искусства. Они одинаково могли сойти как за произведение искусство, так и за контейнеры с чистящим средство. Искусство пыталось определить себя, насколько оно могло бы пройти через образ работ. Потребовались концепции, которые могли заняться этой задачей, поскольку одни только объекты не справлялись без посторонней помощи. Подобно тому, как искусство передавало стремление к правдоподобию фотокамере, теперь его поиск самоопределения достиг точки, когда ему нужно было передать свою задачу теории искусства. Итак, вторый и заключительный нарратив искусства завершился.
